Навсегда в памяти моей

Очерк посвящаю людям, судьба с которыми свела меня в самый непростой период моей жизни. Такой короткий, но запоминающийся.

После окончания семилетней школы в 1957 году я поступила в Черемховское медицинское училище Иркутской области. Первые два года жила с однокурсниками на квартирах, на третьем курсе поселили в общежитие. Основным источником дохода была стипендия, да мама изредка присылала из деревни то скопленного сливочного масла, то напеченных домашних калачей.

Окончив обучение в семнадцатилетнем возрасте, получила распределение в свой родной Заларинский район Иркутской области, отдаленное село Исаковка. Мама на лошади довезла меня до поселка Бабагай, где была участковая больница и сельсовет, в котором я впоследствии получала зарплату.

С собой у меня был чемодан с вещами, ватное одеяло с подушкой и эмалированный тазик. Да еще полотняный мешочек с сухарями. После оформления в сельсовете нужно было добираться 25 километров до Исаковки. К большой радости, туда направлялась грузовая машина, которая везла бочки под живицу. В кузове этой машины по соседству с катающимися бочками я и добралась до деревни Булыки, расположенной в четырех километрах от Исаковки, где с родителями жила Маша Андросова. Ее я и должна была сменить, а она уезжала в Иркутск поступать на санитарно–гигиенический факультет мединститута. Первую ночь я ночевала у них, а назавтра Маша уже передавала мне имущество и лекарства в Исаковском фельдшерско–акушерском пункте.

Обслуживать мне предстояло несколько населенных пунктов: три Исаковки, разделенных друг от друга то речкой, то болотом, Булыки, Котово и еще небольшое селение, называемое Химлесхоз. Население в основной массе состояло из белорусов, переселившихся несколько десятилетий назад со своей родины в отдаленные и ненаселенные в то время сибирские территории.

Моей квартирой служила комната в медпункте. А медпункт располагался в деревянном доме, стоящем на перекрестке трех дорог. С крытого крылечка одна дверь вела внутрь помещения, а другая в холодную кладовку.

На входе была прихожая, дальше комната для приема пациентов, затем располагалась процедурная. Из приемной отходил коридор, который вел в комнату для фельдшера. В комнате стоял деревянный стол и стул. Русская печка вместе с плитой выходила в коридор, а топка была в моей комнате. Печь, стены и потолок побелены, пол покрашен.

Спать было не на чем. Пришлось из приемной занести кушетку. На ночь ватное одеяло одной половиной стелилось на кушетку, а второй половиной я укрывалась. Зачастую, просыпаясь утром, обнаруживала, что одеяло снизу перекочевало наверх, а я сплю на голой деревянной кушетке.

В один из сентябрьских дней в медпункт решил заглянуть директор школы Тихон Афанасьевич, посмотреть, как устроился молодой специалист.

После его визита учащиеся школы, проживающие в интернате, принесли мне железную односпальную кровать. Мама предусмотрительно дала матрасовку, с которой я сходила на поле, где шла уборочная, и набила ее соломой. Пыли от соломы было много, зато спать стало комфортнее.

После начала моей работы зачастили дожди, на улице была непролазная грязь, в медпункте сыро и неуютно, на душе тоскливо. К тому же в течение нескольких дней в медпункт не заглянул ни один пациент. Заходила только тетя Дуня Тиваненко, санитарка, она приносила воду из колодца и подтирала полы. Изредка приносила мне молоко.

Чайника у меня не было, и купить было негде. Много времени спустя в местный магазин завезли пятилитровые чайники, и у меня появилась возможность кипятить воду на целый месяц и заваривать чай

Мамины сухари вскоре кончились, есть стало нечего. В магазине из съестного можно было купить только пряники многомесячного завоза. Они были ужасно твердые, но кроме их жевать нечего, а запивала я их колодезной водой. Попитавшись так несколько дней, сильно хотелось горяченького супа или картошки.

Но местные жители мною не интересовались, мое голодное существование никого не интересовало. Пока я для них оставалась чужой.

Первый вызов на дом по поводу родов поступил в начале августа, под вечер. Я собрала сумку, в которую положила ножницы, шелк в мотке, стетоскоп, шприцы и ампульные средства: обезболивающие, сердечные и препараты для стимуляции родовой деятельности. Идти надо было в Исаковку, что располагалась через речку по болотистой местности. Сапог у меня нет, грязь после дождей по колено. Кроме туфлей, никакой другой обуви не было, поэтому пока я добралась до двухквартирного дома, где жила Матрена К. со своей мамой, ноги мои до колен были в грязи. Бабушка налила в тазик воды, я помыла ноги и так босиком с чистыми ногами до утра принимала роды.

Матрена была первородящей около тридцати лет женщиной. В медицинском училище я училась на акушерском отделении, преподавала нам основной предмет Погодаева Зоя Михайловна очень грамотно и профессионально, т.к. по основной работе она была главным врачом роддома и женской консультации. На этих базах мы и осваивали практические основы акушерства. После окончания медучилища хорошо умели определять сроки беременности, открытие шейки матки, вести роды.

У Матрены схватки сначала были нечастые, открытие шейки матки на два пальца, поэтому непосредственно до родов было еще далеко. Во время схваток она просила гладить и тереть то живот, то поясницу (когда мне самой пришлось рожать, никто спину и живот мне не гладил и не тер). В течение ночи я несколько раз контролировала открытие шейки матки, к утру у нее начались потуги и на свет появился мальчик. Назвали его Сашей, на сегодняшний период ему должно быть около 60 лет.

Через месяц принимала роды у Насти С. На вызов за мной пришла ее сестра, которую в деревне звали Манька Климова. Время было далеко за полночь, я, наверное, еще не совсем отошла от сна, да и дорога после дождей представляла сплошные кочки. Манька шла впереди, я за ней, поторапливала она меня громкой руганью вперемешку с матами. Благополучно родилась не очень крупная девочка. После родов обычно угощали, выставляли на стол бутылку самогона, сало, порезанное крупными кусками, да к тому же еще талое (холодильников не было) и невкусный собственного изготовления хлеб. И таким образом началась моя трудовая жизнь!

В населенных пунктах моего участка не было электричества, освещались керосиновыми лампами. И я каждый день чистила стекло для лампы и заправляла ее керосином. Единственный телефон на всю округу был лишь на почте, а работала она до 5 часов вечера.

За медикаментами надо было ежемесячно ездить в районную аптеку. Грузовое такси, на котором можно добраться до районного центра Залари, проходило через село Муруй, что в 12 километрах от Исаковки. До Муруя приходилось идти пешком, дорога пролегала в основном среди лесов. «Такси» представляло собой грузовую машину с кузовом и открытым верхом. Забравшись через борт, нужно было стоя или сидя на деревянных лавочках 60-70 километров трястись до районного центра. Особенно тяжело приходилось зимой, промерзала до костей, спрыгивая с машины, ноги не гнулись и не слушались. Аптека располагалась далеко от остановки. Получив лекарства и уложив их в чемодан, рюкзак и сумки, надо было с непомерными тяжестями тащиться на остановку около автобазы, откуда в полпятого вечера отходило грузовое такси на Бабагай, проходящее через село Муруй. Зимой в это время уже начинало смеркаться.

В Муруй приезжали часа через два с половиной, в полной темноте. Знакомых у меня в этом селе не было. Стучалась наугад в любой дом, затаскивала свой груз и ночевала у незнакомых людей. А утром шла 12 км до Исаковки, подходила к бригадиру Тесакову Ивану Лукичу чтобы он отправил кого-то из мужчин на лошади за медикаментами. Зачастую часть упаковок с лекарствами разбивалась, мази в баночках, укупоренных вощеной бумагой с резиночками, вылезали наружу и пачкали все, что находилось рядом: таблетки, вату, марлю и т.д.

С течением времени местные жители стали относиться ко мне более благосклонно. Приносили с целью угощения сало, мясо, иногда орехи. А за хлебом надо было ходить пешком в дальнее село Жидоты за 9 км. Там был леспромхоз, магазин и пекарня.

Прошел год. Я принимала больных в медпункте, ходила на вызовы, примерно дважды в месяц случались роды. Женщины в основном рожали дома, на собственных кроватях, подстелив под себя что-нибудь погрязнее, чтобы было не жалко испачкать. Родив, послед оставляли в доме, закапывали в укромном месте в подполье. Это, по их поверью, чтобы ребенок в последующем был привязан к дому. А еще в деревнях этой местности был обычай после родов устраивать «отведки». Заранее готовился самогон, в основном немудрящая закуска, в условленный день приходили жители всей деревни проведать роженицу, садились за стол с угощениями.

Роды чаще протекали без осложнений. Хотя один случай запомнился мне на всю оставшуюся жизнь. Екатерина Ц. ходила четвертой или пятой беременностью, она регулярно приходила на осмотры. Брюшная стенка у нее была перерастянута, беременный живот отвисал чуть ли не до колен. Я категорично рекомендовала ей заранее лечь в стационар участковой больницы, что находился в поселке Бабагай в 25 километрах от Исаковки. Но наступил день родов, ее муж Николай пришел за мной. Жили они в полутора километрах от медпункта на заимке Котово. У Екатерины начались схватки, но они были слабые. Стимуляция не помогала. Потуг не было совсем. Помогала мне Татьяна Алексеевна Миканова, живущая по соседству. Она по мере надобности доставала из русской печи чугуны с горячей водой, да и вообще была на подхвате.

На улице уже стемнело, зажгли керосиновую лампу. При полном открытии шейки матки с такой родовой деятельностью никакого продвижения плода не происходило. Пришлось с помощью натянутой вокруг живота простыни выдавливать ребенка. Когда показалась головка, обнаружилось, что она идет с запрокинутой за нее ручкой. Ухватившись обеими руками по бокам головки и упершись ногой в край кровати, с большими усилиями удалось извлечь плод. Он был с обвитием пуповины вокруг шеи и в асфиксии.

Татьяна Алексеевна достала из печи чугун с горячей водой, мы поставили тазик между ног роженицы, налили теплой воды, опустили туда ребенка. В пуповину я ввела сердечные и дыхательные средства. Через некоторое время после опрыскивания холодной водой мальчик порозовел и закричал. Отделили его от пуповины, завернули в пеленки и уложили на русскую печь.

Но на этом мои, да и роженицы муки не кончились, т.к. послед не отделялся, началось кровотечение, правда, не очень интенсивное. На дворе уже ночь, телефона нет, до участковой больницы по тайге 25 километров ужасной дороги. Помощи ждать неоткуда, надо самой принимать решение. Пришлось применить методику ручного отделения последа, хотя не то что не делала ранее, а даже не видела, как проводится эта манипуляция. Не буду подробно описывать муки Екатерины, да и мои, скажу только, что все обошлось благополучно, все остались живы. Можно было возвращаться к себе.

На улице уже ночь, темнота кромешная, идти надо по лесочку. Благо, что Николай проводил до самого медпункта. Назавтра с беспокойством в душе навестила роженицу. Она была слабой, лежала в постели, но осложнений не было.

Через несколько дней нужно было сделать ребенку прививку БЦЖ. День был солнечный и теплый. Подходя к заимке, еще издали я заметила большое скопление народу около дома Цыганковых. Сердце мое ушло в пятки. Подойдя ближе к дому, я заметила Николая, который направлялся ко мне из стоящей толпы с приглашением зайти в дом на «отведки». В доме стоял дым коромыслом, было душно. Многие из гостей уже были в подпитии. Екатерина, едва держась на ногах, подавала самогон и закуску на стол. Я возмутилась, отругала мужа за бездушие и отправила Екатерину лежать в другую половину избы, что она с готовностью и сделала. Видимо, силы ее были на исходе.

Родители мальчика не могли выбрать ему имя, несколько мальчиков у них уже было. А мне нравилось имя Сережа, так они его и назвали.

Через несколько лет, учась на четвертом курсе в Читинском государственном медицинском институте, на зимние каникулы жители уже родных для меня деревень пригласили в гости. В селе Муруй меня встречали на лошади, в санях лежали валенки и шуба, чтоб я не замерзла. Остановилась я у Гапоненко тети Фени и дяди Юры. В каждый дом меня приглашали зайти, старались угостить. А когда я пришла к Микановым, из дома наискосок прибежали Екатерина с Сережкой. Ему было лет около шести, рыжеволосенький сопливый мальчик. А в последние годы я вижу в интернете на сайте «Одноклассники» фотографии сыновей Цыганковых вместе с мамой Екатериной Николаевной. Обязательно выделяю Сергея, хочется донести до него всю историю его появления на свет. Слышала, что Екатерина Николаевна после этого родила еще одного ребенка и прожила долгую жизнь, умерев в возрасте за 90 лет.

В деревне функционировала семилетняя школа, учителя были сельской интеллигенцией и рожать дома отказывались. В одну из августовских суббот Тамара Денисова, работающая в медпункте санитаркой после тети Дуни Тиваненко, позвала меня перед вечером в баню. Не успев помыться срочно вызвали к родильнице, учительнице русского языка Валентине П. Она наотрез отказалась рожать дома. Ее молодой муж Виктор Евгеньевич запряг школьного коня по кличке «Серко», наложил в телегу свежескошенной зеленки, усадил нас с женой, и мы выехали уже вечером. Решили ехать через Муруй, а не по более короткой дороге через тайгу. Во время схваток с интервалом 30-40 минут лошадь останавливали, Валентина сползала с телеги, покорчившись некоторое время, усаживалась на телегу, и мы двигались дальше. В Муруй приехали поздней ночью, света в окнах домов уже не было. Валентина захотела пить, воды с собой Виктор взять не догадался, а может она закончилась. Жители уже глубоко спали, Виктор стучался в несколько домов, пока наконец-то в одном из них дали воды.

В поселок Бабагай приехали далеко за полночь, определили Валентину в участковую больницу, сами пошли вздремнуть к фельдшеру больницы Володе Зернову, ранее работавшему в Исаковке. Утром Виктор сходил в больницу и с радостью узнал, что стал отцом новорожденного мальчика.

А второй эпизод с транспортировкой беременной учительницы Таисьи Ивановны случился на втором году моей работы 8 ноября 1961 года. Уже выпал снег, муж Таси Володя запряг в кошевку лошадь, на которой ездил бригадир Иван Тесаков и которая была с норовистым характером. В кошевке можно было поместиться лишь вдвоем, поэтому Володя, стоя на полозьях сзади нас, правил лошадью. Ехали быстрой рысью по тайге через Шангино. Добрались сравнительно быстро до участковой больницы, Володя привязал лошадь, мы зашли в больницу оформлять беременную.

Примерно через час, закончив все дела с оформлением и выйдя на улицу, с ужасом обнаружили, что кошевка с упряжью стоят на месте, а лошадь, сняв узду, исчезла. Поскольку день уже клонился к вечеру, решено отправиться в обратный путь назавтра с утра. Володя нашел своих знакомых по фамилии Шабалины, которые радушно нас приняли, угостили ужином, т.к. был второй день ноябрьских праздников. Назавтра с утра мы двинулись по той же дороге в обратный путь, узнав, что Тася благополучно родила мальчика. В Исаковку мы добрались к вечеру, преодолев неблизкий путь в 25 километров пешком.

Судьба у Таси сложилась непростая, а в итоге - трагическая. После родов и декретного отпуска в 56 календарных дней, она вышла на работу учителем в школу. Мальчику нашли няню, возрастную бабушку, дом, в котором они жили в Исаковке за болотом, был холодный. Вовочка (так звали мальчика) заболел пневмонией и в возрасте 2,5 месяцев умер. Я была возле него, пытаясь помочь, но все оказалось напрасно. Придя в тот вечер после случившегося в медпункт, перед глазами долгое время виделся мальчик. Помню, что это была большая потеря для родителей и родных. Рубашечку для похорон шила ему Полина Алексеевна, коллега Таси по школе. Через какое-то время Володя с Тасей уехали из Исаковки. Как я потом узнала, при очередных родах Тася умерла.

И еще в моей памяти сохранился трагический случай в семье Ходановичей. Младший сын Витя в возрасте 11 лет заболел как будто вирусной инфекцией где–то в конце ноября. В декабре меня срочно отправили в отпуск, т. к. прошло почти полтора года как я начала работать. О положенном мне отпуске никто раньше не упомянул, а я сама даже как будто и не знала. Перед отпуском я осматривала Витю, у него была температура, краснота в горле и слабость, все эти симптомы укладывались в картину простудного заболевания. Вернувшись из отпуска через три недели и обследуя его, бросилось в глаза, что никакого улучшения не наблюдалось. По моему настоянию Витю повезли в участковую больницу, оттуда направили в район, а из районного центра – в Иркутск. Привезли его домой уже в марте в гробу. Помню, что на кладбище еще лежали сугробы снега. У него оказался острый лейкоз. В моей памяти он остался русоволосым мальчиком с веснушками на лице.

В общей сложности в Исаковке я проработала чуть более полутора лет, но этот период оставил очень глубокий след в моих воспоминаниях. Понимаю, что профессионального опыта и знаний было мало, зачастую не могла поставить диагноз.

Периодически приходил за таблетками «Бекарбон», живущий неподалеку мужчина по фамилии Брюханов, жаловался на боли в области желудка. Отправить на консультацию в районную больницу было сложно, а когда его обследовали специалисты, у него оказался рак желудка запущенной стадии.

Однажды поступил вызов из соседнего участка, что располагался в селе Жидоты (это в 9-ти километрах от Исаковки) здешний фельдшер ушла в отпуск. Заболел мужчина, работающий там в леспромхозе по фамилии Чертков. Беспокоили сильные боли в животе. Надо было срочно доставить в районную больницу. Транспортировали на Камазе (другие машины по здешним дорогам не могли пройти). Ехали с Жидот через села Исаковку и Каменку. Когда выехали из Исаковки, уже стемнело. Дорога петляла среди сосен, и вдруг исчез свет, что-то случилось с проводкой. Водитель долго и безуспешно пытался с фонариком найти поломку, в итоге прикрепили маленькую лампочку с проводами на капот и двинулись дальше. В районный центр Залари приехали утром, разыскали хирурга, после осмотра которого была необходима срочная операция по поводу прободной язвы желудка. После операции Иван с хорошим результатом выписался домой.

В тот же период у двух детей (по закону парных случаев) случился ложный круп на фоне острого вирусного заболевания. При этом нарушается проходимость дыхательных путей, ребенок синеет и перестает дышать. К счастью, в обоих случаях все обошлось благополучно. Видеть это страшно, а еще страшнее, когда бабушка одного мальчика полезла к иконам ставить свечку умирающему.

Не знаю, для чего я излагаю воспоминания о своих первых шагах в профессии. Пишу и заново переживаю все моменты и события из давно ушедшего далека. Упоминаю я только о некоторых случаях своей практики и о небольшом количестве людей, с которыми меня связала судьба. Хотя предполагаю, что и люди должны  меня помнить. Хотя бы  потому, что я помогла появиться на свет около 40 детям и на мое счастье не было ни одного смертельного случая.

Нина Шаповалова.

Фото из семейного архива.

Навсегда в памяти моей

Об авторе

Шаповалова (Мушакова) Нина Михайловна, 1943 г. рождения. После окончания Черемховского медицинского училища в Иркутской области в семнадцатилетнем возрасте получила распределение в Заларинский район Иркутской области, село Исаковка.

Проработав там около 2-х лет, в марте 1962 года переведена в село Романенкино Заларинского района заведующей фельдшерско–акушерским пунктом.

По окончанию трех положенных для отработки лет переехала в г. Ангарск Иркутской области. Была принята с 29 октября 1963 года медицинской сестрой в стоматологический кабинет городской поликлиники, вечерами училась на курсах подготовки для поступления в мединститут.

В 1964 году поступила на стоматологический факультет Читинского государственного медицинского института. По окончании его в 1969 году принята в клиническую ординатуру на кафедру терапевтической стоматологии.

С 1971 по 1977 год работала врачом терапевтом-стоматологом в стоматологической клинике ЧГМИ.

С февраля 1977 по сентябрь 2003 года работала заместителем главного врача (по 2001 год - по лечебной работе, последние два года - по организационно–методической работе).

С 1 октября 2003 года по настоящее время является преподавателем стоматологии Читинского медицинского колледжа. Награждена знаком «Отличник здравоохранения СССР», имеет высшую квалификационную категорию, ветеран труда.